Залив / Körfez

«Залив» — размышлением по турецки.

Вниманию зрителя «другое кино». Медитативное, без отчётливого очерчивания. Лишённое эмоциональной окраски. Почти лишённое. За завесой обыденности сегодняшний мир городского обывателя. Портреты людей в праздном безделии и за работой, в сумраке буден и торжественности зрелища. Что радует, что наполняет их миры смыслом? На что тратится время? Поток душ увлекает нас течением реки жизни. Они так похожи, они так различны в своих проявлениях. «Залив» ли вдавленностью в них или наоборот?

Селим возвращается из Стамбула в отчий дом. Он в Измире. Это третий по величине город Турции. Ему до тридцати. Развод с супругой поездкой на Родину. Что теперь? Как теперь? И оракул на автобусной станции ответом — будущее в Ваших руках. Автор стропит дорожный путь для понимания происходящего — я помогу, не заблудитесь. Скарб вещей коробочными упаковками — накопленный багаж возраста. Всё в них. Всё тут. Но нужны ли эти вчерашние иллюзии? Кому? Для чего? Стоило ли везти сюда весь этом хлам, — вопрошает мать, — я посмотрела, там ведь нет ничего ценного. Это лишь будет занимать место на складе, а оно нам может понадобиться.

Отстранённость отца — прячется от судебной повестки (в его-то возрасте), назидательная мать (праздная болтовня, карточные дуэли с подругами), рабочие мебельного цеха (которые целыми днями ничем не заняты), товарищ по службе (и вспомнить то его не удаётся, силясь мыслями), подруга из детского далека, вышедшая «прошлой зимой» замуж и бросающаяся в сексуальный спарринг для освежения, сестра с мужем (ни одного рационального грамма мысли), вот они сегодняшний суетливый день морского побережья.

Работать? Но в сон погружают будни офисного застолья. Выпить в кругу семьи за ужином? Даже глотка вина нет желания сделать. У Селима проблемы? Да вроде бы нет. Блаженная улыбка на его челе. Он скорее счастлив, нежели угнетён или подавлен. И именно ему режиссёр отводит роль бесстрастного наблюдателя. Не даёт оценок, не выносит суждений. Такое впечатление, что брачные оковы раскрепостили его, освободили от связывающих пут — обязан, должен, надо. А мир прибывает в этих рамках. А люди копошатся в этой ограде. Устои крепки, броня тоже.

Запах моря как запах перемен, запах свежести в распахнутость каменного мегаполиса. Селим всё более пьянеет счастьем, а окружающие надевают маски. Мать, так и вовсе противогаз. Что перед нами? Страхи. Фобии. Пугливость. Каков выход? Побег. И массовый исход цивилизации рывком от солёного бриза. А что осталось? Городская пустынность. Покинутость в спешном отъезде. Где Вы люди? Что осталось от Вас? Грязь. Только грязь. Вышел на набережную, ступил на отошедшее волнами море и увяз. По колено, по пояс. Поглощающая жижа втягиванием.

Что здесь ещё? Нищее довольство красками жизни и рыбаки бредущие с уловом. В радости. Полиция озлобившимися физиономиями полузверей. Та самая чья-то жена, что делит постель с мужчиной, пока муж в отъезде, но с мужем «в одной лодке» — брак есть брак, по возврату. А ещё грязевая лужа в Селима — пока не разделался с «наследством». Избавился — и хочется надеяться высохла, не сочится.

Суета сует нашему вниманию.

Вода, как известно устремляет свой поток с горы, вниз. Заполняя собой всё пространство. Путь человека — вверх. И финал именно такой. Разноцветьем, различием возрастов, улыбками общения неразличимого щебетания.